Далекое эхо - Страница 19

6

Верда события этой ночи вырубили начисто. Когда Алекс поднялся наверх после того, как в мрачном молчании выпил чашку кофе с Зигги, Верд, лежа, по своему обыкновению, на спине, с выпростанными из-под одеяла руками и ногами, нарушал утреннюю тишину рычащим храпом, время от времени переходившим в пронзительный посвист. Обычно Алекс спокойно спал под этот саундтрек. Дома его спальня выходила окнами на железнодорожные пути, так что привычки к ночной тишине у него никогда не было.

Но этим утром вердовский храп служил неважным фоном крутившимся у него в мозгу мыслям. Хотя от недосыпа у него кружилась голова, отключиться не получалось. Он собрал в охапку одежду со стула, поискал под кроватью бейсбольные бутсы и задом выбрался из комнаты. В ванной он оделся и крадучись спустился вниз по лестнице, не желая будить ни Верда, ни Брилла. Впервые ему не хотелось даже общества Зигги. Около вешалки в холле он приостановился. Его парку забрала вместе с другими вещами полиция. Остались только джинсовая куртка и ветровка. Он схватил то и другое.

Снегопад прекратился, но темные тучи нависали низко и тяжело. Казалось, весь город был завален пушистой ватой. Мир стал монохромным, одноцветным. Если слегка прижмуриться, белые здания Файф-парка растворялись в тусклой мгле, и белоснежную чистоту пейзажа нарушали лишь темные прямоугольники окон. Звуки тоже глохли в напитанном влагой воздухе. Алекс направился к главной дороге через пятачок, еще недавно бывший газоном. Сегодня она больше напоминала проселок, по которому изредка проезжали машины. В таких погодных условиях ездили только те, кому это было абсолютно необходимо. К тому времени, когда он добрался до университетских спортивных площадок, ноги у него промокли и замерзли, что почему-то очень подходило к его настроению. Свернув на подъездную дорогу, Алекс направился к хоккейному полю. Посреди белого пространства он счистил снег с ворот и взгромоздился на них. Он сидел, упершись локтями в колени, обхватив ладонями подбородок, и глазел на нетронутое снежное полотно, пока в глазах не заплясали искорки.

Как Алекс ни старался выбросить из головы все мысли, чтобы в ней стало так же пусто и свободно, как на этом поле, образ Рози непрестанно возникал перед его глазами. Рози, с сосредоточенным видом наливающая ему пинту «Гиннесса». Рози в полупрофиль, смеющаяся над какой-то шуточкой посетителя. Рози с поднятыми бровями, потешающаяся над его заходами. Это были не самые плохие воспоминания. Но их то и дело вытеснял образ другой Рози с искаженным болью лицом… Истекающей кровью на снегу. Прерывисто хватающей ртом воздух…

Алекс наклонился вперед и, набрав в пригоршни снега, крепко сжимал его в кулаках, пока руки не стали лилово-красными от холода и талая вода не побежала к запястьям. Холод перешел в боль, боль в онемение. Он хотел бы сделать что-то подобное со своими мыслями. Выключить, погасить мелькающие картины, чтобы осталась вместо них лишь ослепительная белизна снежного поля.

Почувствовав чью-то руку на своем плече, Алекс едва не лишился чувств. Он спрыгнул с ворот и чуть не растянулся на снегу, но все-таки удержался на ногах. Он круто обернулся, все еще сжимая перед грудью кулаки.

— Зигги! Господи, ты меня до смерти напугал.

— Прости. — Казалось, Зигги готов был расплакаться. — Я тебя окликал, но ты никак не реагировал.

— Я тебя не слышал. Господи, если будешь так подкрадываться к людям, тебя примут невесть за кого, парень, — произнес Алекс с дрожащим смешком, пытаясь перевести страх в шутку.

Зигги стал ковырять снег носком сапога.

— Я знаю, тебе, наверное, хочется побыть одному, но когда я увидел, что ты вышел из дома, я пошел за тобой.

— Все о'кей, Зигги. — Алекс потянулся и расчистил на воротах место для Зигги. — Прошу, присоединяйся ко мне на моем роскошном диване, где гаремные гурии угостят нас шербетом и розовой водой.

Зигги выдавил из себя слабую улыбку:

— От шербета я отказываюсь. У меня от него щиплет язык. Ты не возражаешь?

— Не возражаю. О'кей.

— Я просто тревожился за тебя. Вот и все. Ты знал ее лучше нас всех. Я подумал, что, может, ты захочешь поговорить о ней. Без других.

Алекс съежился под курткой и покачал головой:

— Мне особенно нечего говорить. Только у меня все время стоит перед глазами ее лицо. Понял, что не смогу заснуть. — Он вздохнул. — Нет, черт побери. Мне было так страшно, что я даже не пытался заснуть. Когда я был совсем маленьким, с другом моего отца произошел несчастный случай в доке. Какой-то взрыв, точно не знаю. Во всяком случае, у него снесло половину лица. Буквально. Он остался с половиной лица. И ему приходилось носить маску… пластмассовую. Ты, вероятно, встречал его на улице или на футболе. Его трудно не заметить. Отец как-то взял меня с собой, когда шел повидаться с ним в больницу. Мне было всего пять лет, и на меня все это жутко подействовало. Я все время представлял себе, что там, под этой маской. По ночам я просыпался с криком, потому что он являлся мне в кошмарах. Мне снилось, что маска сползает и под ней шевелятся черви. Иногда мне виделось нечто вроде иллюстраций в твоих книжках по анатомии. Больше всего я пугался, когда маска спадала и под ней не оказывалось ничего… просто гладкая кожа со слабым намеком на какие-то черты. — Он откашлялся. — Вот поэтому я сейчас боюсь засыпать.

Зигги положил руку на плечи Алекса:

— Это очень тяжело, Алекс. Но суть в том, что ты теперь взрослый. Ничего хуже того, что мы видели прошлой ночью, ты не увидишь. Твое воображение не сможет состязаться с жуткой действительностью. Что бы тебе ни приснилось, все будет не так страшно, как вид мертвой окровавленной Рози.