За долгие годы он перепробовал множество способов отгонять прочь тени прошлого. На вторую годовщину он напился до бесчувствия и до сих пор не знает ни в каком баре закончился тогда его поход, ни кто доставил его в маленькую квартирку, которую он снимал в Глазго. Однако все, чего ему удалось добиться той ночью, — это жутких кошмаров, в которых проказливая улыбка Рози и ее легкий смех сменялись калейдоскопом страшных видений. Он долго не мог от них очнуться, а потом проснулся в холодном поту.
Годом позже он навестил ее могилу на Западном кладбище в Сент-Эндрюсе, на самой окраине города. Чтобы не встретить знакомых, он дождался сумерек. Припарковав свой неприметный «форд-эскорт» как можно ближе к воротам, он низко надвинул на глаза твидовую кепку, поднял вверх воротник пальто и зашагал в сгущающуюся влажную темноту. Проблема была в том, что он не знал точно, где похоронена Рози. Он видел только фотографии с ее похорон, которые местная газета раскатала на всю первую полосу, а судя по ним, можно было понять только, что ее могила находится где-то у дальней ограды кладбища.
Опустив голову, он пробирался между надгробиями, чувствуя себя каким-то извращенцем. И жалел, что не захватил фонарик, но тут же сообразил, что этим привлек бы к себе нежелательное внимание. Света редких уличных фонарей хватало лишь, чтобы с трудом разбирать надписи на памятниках. Алекс готов был сдаться, когда вдруг наткнулся на искомое, в уединенном уголке у самой кладбищенской стены.
Надгробие Рози представляло собой простую глыбу черного гранита. Вызолоченные буквы блестели ярко, как в день, когда их высекли. Сначала Алекс попытался отрешиться от эмоций, войдя в образ художника, воспринимающего все вокруг лишь как некий эстетический объект. В таком ключе все было приемлемо. Но его хватило ненадолго. Буквы, которые он старался видеть лишь как знаки на камне, сложились в пронзительную надпись: «Розмари Маргарет Дафф. Родилась 25 мая 1959 года. Жестоко отнята у нас 16 декабря 1978 года. Навеки потерянная нами любимая дочь и сестра — покойся с миром». Алекс вспомнил, что полиция организовала сбор денег на памятник. Наверное, им удалось собрать много, потому что надпись была длинной. Он думал об этом, все еще отгоняя от сознания горестное событие, о котором она гласила.
И еще одно невозможно было не заметить: разнообразные цветочные приношения, бережно возложенные к подножию памятника. Там было не меньше дюжины букетов и гирлянд, некоторые были помещены в низкие урны, которые продают в цветочных магазинах именно для этой цели. Часть цветов, не уместившись у самого памятника, лежала на траве выразительным напоминанием о том, в скольких сердцах Рози продолжала жить.
Алекс расстегнул пальто и вытащил единственную белую розу, которую принес с собой. Он присел, чтобы положить ее неприметно к другим цветам, и чуть не подпрыгнул от ужаса. Из ниоткуда на его плечо опустилась рука. Влажная трава заглушила звук шагов, а мысли голос инстинкта.
Алекс круто обернулся, выскальзывая из-под руки, оступился на мокрой траве и растянулся навзничь — жуткой пародией на декабрьский кошмар трехлетней давности. Он съежился, ожидая пинка или удара, когда тот, кто его потревожил, поймет, с кем имеет дело. Он был совершенно не готов к встревоженному знакомому голосу, окликнувшему его прозвищем, известным лишь самым близким друзьям.
— Эй, Джилли, с тобой все путем? — Зигмунд Малкевич протягивал ему руку, чтобы помочь подняться. — Я не хотел тебя напугать.
— Господи, Зигги, а чего ты хотел достичь, подкрадываясь ко мне на темном кладбище? — возмутился Алекс, стараясь подняться без посторонней помощи.
— Прости. — Он кивком показал на розу. — Хорошая мысль. Я никак не мог сообразить, что подходит к такому случаю.
— Ты бывал здесь раньше? — Алекс отряхнулся и повернулся лицом к старому другу. В тусклом свете Зигги напоминал привидение. Его бледная кожа, казалось, светилась изнутри.
Зигги кивнул:
— Только в годовщины. Но я никогда раньше не видел здесь тебя.
— Я пришел в первый раз, — пожал плечами Алекс. — Знаешь, я готов попробовать что угодно, лишь бы прогнать воспоминания.
— Мне это так и не удалось.
— Мне тоже. — Не говоря больше ничего, они повернулись и зашагали обратно к выходу, каждый был погружен в свои страшные воспоминания. По молчаливому соглашению, окончив университет, они избегали говорить о событии, так глубоко и сильно изменившем их жизнь. Его тень вечно тяготела над ними, но теперь она оставалась неназванной. Возможно, именно благодаря такой фигуре умолчания их былая крепкая дружба смогла продержаться так долго. Теперь, когда Зигги жил по безумному расписанию, работая ординатором в Эдинбурге, они виделись редко, но, если им удавалось урвать вечерок для встречи, старое братство оживало вновь.
У ворот Зигги притормозил:
— Как насчет пинты?
Алекс покачал головой:
— Если я начну, то не смогу остановиться. А здесь не лучшее место на свете, чтобы нам с тобой напиваться. Здесь вокруг еще слишком много людей, которые считают, что нам удалось отмазаться от убийства. Нет, я лучше поеду обратно в Глазго.
Зигги крепко стиснул его в объятье:
— Увидимся в Новый год. Ладно? У городской ратуши. В полночь.
— Ага. Мы с Линн обязательно будем там.
Зигги кивнул, понимая все, что заключалось в этих нескольких словах. Он поднял руку в шутливом салюте и ушел в надвигающуюся ночь.
С тех пор Алекс на той могиле не бывал. От тоски такие посещения не помогали. Да и с Зигги хотелось встречаться в другой обстановке. Там, на кладбище, до сих пор витало нечто тяжкое и болезненное, чего оба хотели избежать в общении друг с другом.