Далекое эхо - Страница 78

— Нас было четверо, — продолжал Верд, — бравых керколдийцев. Мы встретились в первый день занятий в средней школе, и произошло некое чудо. Мы ощутили единение. Мы поверяли друг другу наши самые тайные страхи и величайшие триумфы. На протяжении ряда лет мы были самым бездарным ансамблем в мире, и нас это не волновало. В любой компании каждый принимает на себя какую-нибудь роль… Я был шут гороховый. Дурак. Тот, кто всегда заходит слишком далеко. — Он слегка пожал плечами. — Кто-то может сказать, что я таким и остался. Зигги уберег меня от саморазрушения. Он удерживал меня от гибельных крайностей, пока я не нашел Спасителя более великого. Но и тогда Зигги меня не бросил.

Мы редко виделись в последние годы. Наши жизни были слишком полны настоящим. Но это не означало, что мы отбросили наше прошлое. Зигги оставался для меня мерилом во многих смыслах. Я не стану притворяться, будто одобрял сделанный им выбор. Вы сочли бы меня лицемером, если бы я стал утверждать обратное. Но здесь, сейчас, все это не имеет никакого значения. А значение имеет то, что друг мой мертв и с его смертью из моей жизни ушел свет. Никто из нас не может не скорбеть об утрате света. И сегодня я скорблю об утрате человека, который подтолкнул меня к спасению. Лучшее, чем я могу почтить память Зигги, это сделать то же самое для любого, кто встретится на моем пути в час своей нужды. Если я смогу сегодня помочь кому-то из вас, обратитесь ко мне, не колеблясь. Ради Зигги, — Верд с благостной улыбкой оглядел присутствовавших, — я благодарю Господа за то, что он послал нам в дар Зигмунда Малкевича. Аминь.

«Ну и ладно, — подумал Алекс. — Под конец не удержался-таки от проповеди. Но он по-своему восславил Зигги». Когда друг его вновь сел на место, Алекс дотянулся до него и пожал ему руку. И Верд не отпустил ее.

А потом они чередой вышли на воздух, останавливаясь, чтобы пожать руку Полу и Карелу Малкевичу. Снаружи их объял неяркий солнечный свет, толпа подхватила и понесла мимо цветочных приношений. Несмотря на просьбу Пола не беспокоиться о цветах, потому что ими займется семья, там лежала пара дюжин букетов и венков.

— С ним мы все чувствовали себя одной семьей, — высказал свою мысль Алекс.

— Мы были братьями по крови, — тихо произнес Верд.

— Ты очень хорошо там сказал.

Верд улыбнулся:

— Не то, что ты ожидал. А? Я видел это по твоему лицу.

Алекс ничего не ответил. Он нагнулся и прочитал карточку: «Дорогой Зигги, мир без тебя опустел. С любовью от всех друзей в клинике». Он очень хорошо понимал их чувства. Он стал перебирать карточки и остановился на последнем венке. Это был маленький скромный кружок из белых роз и розмарина. Алекс прочитал карточку и нахмурился. «Розмарин для воспоминаний»…

— Видишь? — спросил он Верда.

— Со вкусом выбрано, — одобрительно кивнул Верд.

— А ты не думаешь, что это слишком… не знаю, как сказать… слишком зловещее соболезнование?

Верд нахмурился:

— Думаю, тебе мерещатся призраки там, где их нет. Это вполне достойное приношение.

— Верд, он умер в двадцать пятую годовщину смерти Рози Дафф. Эта карточка никем не подписана. Тебе не кажется, что это довольно прозрачный намек?

— Алекс, это давняя история. — Верд распростер руки, как бы обнимая всех прощающихся. — Неужели ты серьезно думаешь, что здесь есть кто-нибудь, кому известно имя Рози Дафф. Это просто несколько экзальтированная личность, каких здесь множество.

— Ты ведь знаешь, полиция вновь открыла это дело. — Алекс мог быть таким же упрямым, как Зигги, если находило настроение.

— Нет, я не знал, — удивился Верд.

— Я прочел об этом в газетах. Они собираются пересмотреть нераскрытые убийства, используя новые научные достижения. Анализ ДНК и все такое.

Рука Верда легла на крест на груди.

— Слава Господу.

Алекс озадаченно поднял брови:

— Тебя не тревожит, что поднимутся все старые ложные слухи?

— Ну и что? Нам нечего бояться. Наконец-то наши имена будут обелены.

Но у Алекса вид был встревоженный.

— Хотел бы я верить, что все будет так легко.

Доктор Дэйви Керр с досадливым восклицанием резко оттолкнул от себя ноутбук. Вот уже час он пытался причесать первый вариант статьи о современной французской поэзии, но чем дольше он всматривался в экран, тем меньше смысла видел в подворачивающихся словах. Он снял очки и потер глаза, стараясь убедить себя, что это всего лишь следствие переутомления. Но он понимал, что обманывает себя.

Как бы он ни старался убежать от мысли о том, что, пока он здесь сидит и перебирает слова, через полмира отсюда друзья и родные Зигги провожают его в последний путь, это ему не удавалось. Он не жалел, что не поехал. Зигги был частью его прошлой жизни, казавшейся ему прожитой в каком-то предыдущем воплощении. Он не считал себя обязанным старому другу ничем таким, что стоило бы хлопот и усталости путешествия на похороны в Сиэтл. Однако известие о его смерти всколыхнуло воспоминания, которые Дэйви Керр так глубоко закопал, что они редко являлись на поверхность и тревожили его. Эти воспоминания никак нельзя было назвать приятными.

И все же, когда зазвонил телефон, он потянулся к нему без опаски и какого-либо предчувствия.

— Доктор Керр? — Голос был ему незнаком.

— Да. Кто это говорит?

— Инспектор Робин Макленнан из файфской полиции. — Он говорил медленно и внятно, как человек, который знает, что выпил лишнего.

Дэвид невольно вздрогнул, похолодев, будто снова окунулся в Северное море.